12
мая 2014
К выходу книги воспоминаний Ариадны Ладыгиной
Как грустно, что их больше нет
А были ведь, а были!
В очах их был нездешний свет,
И нам они светили.
Александр Ладыгин
22 июня 1941 года ей исполнилось четырнадцать лет. Впереди была целая жизнь и - страшная война. Бомбежки и голод в оккупированном Царском Селе, отъезд, похожий на бегство, в Германию, и тяжелый труд на чужой стороне, послевоенные лишения, когда истерзанная страна поднималась из пепла…
Архиепископ Иоанн (Шаховской), петербургские протоиереи Борис Николаевский, Владимир Шамонин, старец Псково-Печерского монастыря иеросхимонах Симеон (Желнин), архиепископ Мелитон (Соловьев), монахиня Елена (Казимирчак-Полонская)… Эти светильники духа оживают в выпущенной московским издательством "Духовное преображение" книге воспоминаний "Нездешний свет" Ариадны Ладыгиной, одной из старейших прихожанок храма святого Димитрия Солунского в Коломягах.
Родом она из глубоко верующей петербургской семьи, и в Церкви - с ранних лет, с тех пор, как помнит себя. И поныне, несмотря на преклонные годы, Ариадна Александровна посещает храм, и Господь дает силы…
О перенесенных страданиях эта верующая душа рассказывает с величавой простотой: "Мама поручила меня Божией Матери, и Она сохранила меня". Среди скорбей и испытаний петербурженка шла по жизни с несокрушимой детской верой, и Господь посылал удивительные встречи, "вехи заветные в светлую даль".
По милости Божией Ариадне Александровне выпала честь не просто знать многих прославленных пастырей Церкви Христовой, но быть их духовной дочерью, молиться с ними, получать драгоценные советы…
Для современного человека очень важен живой опыт настоящей веры, взаимоотношений священников и пасомых, пронизанных любовью Христовой. Пусть "нездешний свет" героев этой книги прольется и в нашу жизнь, поможет, по слову поэта, "в обычном чудное найти".
+++
ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ, в Польше и Германии - с архимандритом Иоанном (Шаховским), будущим архиепископом Сан-Францисским.
Война застала семью Ариадны в Царском Селе. Голод, бомбежки, оккупация и, наконец, отправка на чужбину.
Вспоминает Ариадна Ладыгина.
- Повели нас в лагерь за колючей проволокой. В бараках стояли двухэтажные нары: молодежь наверху, старшие внизу. Кормили плохо. Хлеб почему-то давали один раз в несколько дней, многие не выдерживали и съедали его сразу, а от баланды сыт не будешь.
В карантине нас продержали несколько месяцев. На счастье, приехал в лагерь архимандрит Иоанн Шаховской (будущий архиепископ Сан-Францисский). Желающие могли у него причащаться. Мне он достал банку концентрата бычьих хвостов, это очень поддержало нашу семью.
В лагере архимандрит Иоанн навещал нас не раз. Батюшка духовно руководил теми, кто к нему тянулся - конечно, насколько позволяли обстоятельства. Мне он подарил молитвослов с подписью, а всем нам троим - маме, тете и мне - икону Божией Матери Казанской и надписал: "Терпением вашим спасайте души ваши". С мамой он переписывался, всегда отвечал на ее вопросы. Когда был день маминого ангела, прислал ей коробку шоколадных конфет (храню до сих пор крышку от коробки) и вложил записку: "Христа славите". А у мамы как раз было сомнение, ходить ли по бараку и петь, так как людям запрещалось собираться группами. Но она все-таки Христа прославила и была рада, что выполнила наказ отца Иоанна.
Он успевал везде, был то в Берлине, то в Данциге, ездил повсюду, где находились его общины. Ходил, разумеется, в рясе с крестом, и такая легкая была у него походка, что про батюшку говорили: "Отец Иоанн прилетел".
Из Германии семья привезла вырезки из эмигрантской печати со статьями владыки Иоанна, тетрадку с его лаконичными и образными "мыслями вслух". Они впервые публикуются в сборнике "Нездешний свет". Познакомимся с жемчужинами мудрости духовной.
Многие Тебя ищут - откройся им!
Господи, прости за то, что мы радуемся от Тебя больше, чем страдаем за Тебя.
Священник окружен тайнами. Как осторожно надо ступать священнику - тайна рождения, тайна брака, посвящения себя Богу, тайна венчания, прощения, Богоприобщения, Богоблагодарения. Как чутко надо священнику жить.
"И он обещал и искал удобного времени, чтобы предать Его им не при народе" (Евангелие от Луки, 20). Совершающий тайный грех предает Иисуса "не при народе".
Я не имею права осуждать.
Я не должен осуждать.
Я не привык осуждать.
Я боюсь осуждать.
Я не хочу осуждать.
Я не могу осуждать.
Я не люблю осуждать.
Сладость греха проходит. Яд же греха глубоко входит в духовный и физический организм человека. Боль от преодоления греховной слабости проходит, а благословение от этого преодоления остается на вечность.
Печаль одиночества связана с несоответствием человека Господу Иисусу Христу. Чувство одиночества есть знак несоединенности со Христом и томление по этой соединенности.
Вера не есть лишь ожидание. Это есть уже сама Реальность. Верою люди побеждали царства.
Прохождение земли и всех звезд по величайшим пустотам есть урок того, что все ценности видимого мира "висят в пустоте". Урок донельзя наглядный.
Беспечность и многопопечительность - два крыла, на которых летит удаляющееся от Бога человечество.
Через свои сны человек может убедиться, какая пустота и никчемность живет в его душе.
Война - "потолок человеческой культуры". Ударившись в него, люди ходят некоторое время, склонив голову. Потом опять поднимают ее.
Есть люди-клинья и есть люди-звенья.
Забвение есть такой же дар Божий, как память. Мы бы сошли с ума, если бы все помнили, или все забыли.
И на свою надежду тоже нельзя иметь надежды. Только - на великую милость Божию.
Надо окружить себя доверием к Богу.
Научные открытия и все возрастающая техника не открывают царственности человека. Наоборот, они обнаруживают все большее убожество того, кто нуждается в стольких материальных протезах.
Есть две Божественных "несправедливости", иногда кажущиеся людям таковыми: страдания в мире праведников и Божия милость ко грешникам.
Естество не поспевает за верой. Это страдание и веры, и естества.
Удивительна покорность всякого, даже неверующего человека Богу в проявлениях физической жизни - в дыхании, сердцебиении, работе всех органов. Человек может учиться этой покорности у своей плоти, если не слышит ангелов.
Если человек ищет волю Божию прежде своей, то Господь исполняет самые неожиданные и даже будущие его желания.
Человечество Иисусово - это Дом, в котором всех встречает Бог.
Ариадне Ладыгиной довелось стать свидетелем исторических событий в жизни Церкви.
Была юная Ариадна и на богослужении в Князь-Владимирском соборе, когда митрополит Илия Ливанский рассказывал через переводчика, как молился и слышал голос от иконы Божией Матери Казанской, что Россия будет спасена.
Автор книги рассказывает:
- Роста митрополит был невысокого, с проседью, на вид лет шестьдесяти. Голос у него был резкий, гортанный. Довелось увидеть, как торжественно, при огромном стечении народа митрополит Илия надевал золотой венчик на икону Казанской Божией Матери.
Архиерейские службы, православное духовенство из других стран - их облачение так заметно отличалось от русского. Тогда мне все было интересно.
Но когда в 1948 году я попала в небольшой храм в Лесном, то в другие церкви ездить перестала. Поняла: дело не в великолепии храма, не в пышности богослужений. Сила духа пастыря, пусть и немощного телесно, дает так много для души.
ВСТРЕЧА ВТОРАЯ, с духовным отцом протоиереем Борисом Николаевским.
- Была я тогда прихожанкой Никольского собора. Батюшки этого храма, всегда приветливые, внимательные, хорошо меня знали. Но я по молодости лет думала, что надо найти где-нибудь за городом старенького батюшку, покаяться ему во всех плохих поступках, тогда не стыдно будет и к знакомым священникам на исповедь идти.
И вот однажды подошла к нам с подругой в храме пожилая женщина, Ольга Алексеевна, и сказала: "Девочки, поезжайте в Свято-Троицкий храм в Лесном, там служит очень хороший батюшка, отец Борис". Я подумала: съезжу разок, а потом вернусь в Никольский собор.
И вот поехали мы с подругой летним днем в Лесной. Входим в храм почти пустой, лишь две-три бабушки по углам. Батюшка вышел кадить, роста небольшого, седой, в очках, головка набок (в войну 1914 года был священником на фронте, и его ранило в шею). Посмотрел на нас внимательно сквозь очки. Во время часов пошли мы на исповедь, кажется, других исповедников не было. Думая, что этого священника я больше никогда не увижу, рассказала все свои грехи искренно. Когда закончила, батюшка неожиданно сказал: "Будьте моей духовной дочерью". И я почувствовала, что никуда из этого храма не уйду. В следующий раз отец Борис дал совет записывать в тетрадку в конце дня все плохие поступки, и, когда тетрадка будет заполнена, приносить ему на прочтение. Я стала неукоснительно это выполнять.
После прочтения батюшка возвращал мои тетрадки со своими записями и указаниями. Он говорил, что это поможет мне следить за собой. Каждое слово духовника было для меня законом.
В праздничные и воскресные дни собиралось много его духовных детей, и батюшке приходилось устраивать общие исповеди. Таких исповедей я больше нигде никогда не слышала, хотя после смерти отца Бориса бывала и в монастырях. Каялись не только мы, его дети, но каялся и батюшка вместе с нами.
Его голос, его слова пронизывали сердце, равнодушных не было. Сила его покаянной молитвы передавалась нам. Несмотря на гонения, к нему ходило много молодежи, он действительно нас воспитывал, любящий пастырь и отец.
А его беседы по вечерам в воскресенье! Таких я тоже никогда больше не слышала. Батюшка жил этими поучениями, вкладывал в них душу, и чувствовалась огромная любовь его к духовным детям, он был так чуток и внимателен, входил во все нужды духовных чад.
После войны нам с мамой было негде жить. Стояли в очереди на получение площади, но когда въедем в собственное жилище, не известно. Знакомые пустили нас Христа ради в темную прихожую без окон, но там можно было только ночевать. Я же поступила в художественно-педагогическое училище, приходилось много и усердно заниматься. А какое ученье без света?
Как только батюшка узнал о нашей неустроенности, сразу договорился со своей духовной дочерью, замечательным человеком, Александрой Матвеевной Чистяковой. Некогда ее духовником был епископ Григорий (Лебедев), расстрелянный большевиками. И она с радостью приняла меня к себе - в просторную уютную комнату в большой коммунальной квартире. Мне казалось, что я попала в рай.
Иногда в праздничные дни батюшка приходил к нам, и тогда это был двойной праздник.
Но прошло какое-то время, и отец Борис говорит: "Надо вам жить вместе с мамой (а мама пока оставалась в той темной каморке без окон, где я не могла заниматься), снимите комнату, я буду за нее платить".
Мы поселились в Озерках, батюшка навестил нас, отслужил молебен. Как мы были счастливы!
На втором курсе я плохо подготовилась к экзамену по анатомии, получила тройку и на полгода лишилась стипендии. Со слезами прибежала к отцу Борису, понимая, что во всем виновата сама, была уверена, что батюшка рассердится, но он ласково так спрашивает: "А велика ли твоя стипендия?" - "Сто сорок рублей". - "Ну не плачь, я тебе буду ее платить полгода". Мы с мамой тогда очень нуждались, и моя стипендия хоть немного выручала нас. После этого случая я уже троек никогда не получала.
Избранные проповеди отца Бориса Николаевского помещены в книге "Нездешний свет". Слово замечательного пастыря - проникновенное, искреннее, трогающее душу - остается в памяти на всю жизнь и даст ответ на многие вечные вопросы.
ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ, с архиепископом Мелитоном.
Многие верующие старшего поколения помнят и любят владыку Мелитона (Соловьева). Ррассказ о нем героини книги полон особой теплоты. Это и неудивительно. Именно семье Ладыгиных владыка, незадолго до кончины, 4 ноября 1986 года, написал такие строки:
"Молюсь за Вас постоянно. Ведь Вы мои самые лучшие друзья, у которых я всегда находил утешение в своих скорбях. Как я любил беседовать с Вашей мамой - Царствие ей небесное! Дорогой Александр Александрович всегда мне приятен с его святой поэзией и с богатым рассуждением.
Вспоминаю былые годы. Так бы и возвратил их. Но что поделаешь. Святой апостол Павел велит "впредняя (вперед) простираться". Но доброе всегда хочется помнить, потому что оно святое. Сейчас у нас тишина и покой. Горячо и много раз целую Вас. Весьма Вас любящий архиепископ Мелитон".
Их духовная дружба была проверена временем. В печальном 1964 году, в период особенного гонения на Церковь, протоиерею Михаилу, благочинному Лужского района, приказали подписать бумагу на закрытие пятнадцати храмов - якобы никто их не посещает. Получив соответствующее предписание, он рассудил по христианской совести: "Знаю, что церкви эти все равно закроют, но своей подписи не поставлю". Выбор был сделан. Не замедлила и расплата - исповедника попросту выгнали из Луги. Тут же сфабриковали на него дело и отправили за штат, лишив церковной площади. Батюшка оказался без жилья.
Вспоминает Ариадна Ладыгина: "Помню, как в рождественский вечер мы с мужем и дочкой вернулись от ее крестного. А в нашем доме в Коломягах на Тбилисской улице отец Михаил греет ноги у топящейся плиты. Его встретила моя мама. Батюшка сказал мне: "Ариадна Александровна, я приехал к вам ради Христа, я никогда денег не копил, и у меня нет угла".
Конечно, мы рады были помочь батюшке. Дом состоял из двух комнат. В одной устроили батюшку с моим мужем, в другой расположились мама, дочка и я. Но отец Михаил не спал всю ночь. Стенки тонкие, я слышала, как он вздыхал и молился. Правда, на другое утро успокоился.
Прошло некоторое время, прихожане и духовные дети пастыря, живущие под Москвой и на Украине, собрали деньги, и он купил себе домик в Химозях, под Гатчиной. Но на все праздники приезжал к Ладыгиным, как-то даже прожил у них всю Страстную седмицу и встретил с ними Пасху.
Когда отец Михаил переступал порог нашего дома, вспоминает Ариадна Александровна, наступал двойной праздник.
С ним было легко и просто, это был светлый и милый человек. Все, с ним происходящее, он принимал с удивительным смирением и благодарностью. Во время своего печального безвременья - около двух лет - бывший благочинный нередко, как простой алтарник, читал записочки в нашей Димитриевской церкви в Коломягах.
В 1970 году отца Михаила постригли в монашество, он был наречен Мелитоном в честь одного из мучеников Севастийских. Имя это означает "услаждающий медом". Он действительно был прекрасным проповедником. В том же году состоялась его хиротония во епископы, а в 1980-м он был возведен в сан архиепископа. Несколько лет владыка Мелитон был ректором духовной академии. Когда его наградили орденом преподобного Сергия Радонежского II степени, шутя, говорил: "Я - второстепенный". Несмотря на занимаемый пост, архиепископ Мелитон был удивительно смиренным и скромным человеком.
Скончался он в 1986 году 4 ноября - в день Казанской иконы Божией Матери, которую особо почитал всю жизнь.
ВСТРЕЧА ЧЕТВЕРТАЯ, с иеросхимонахом Симеоном (Желниным).
Несколько лет после смерти незабвенного отца Бориса духовным отцом нашей героини был замечательный подвижник Псково-Печерского монастыря иеросхимонах Симеон (Желнин), ныне прославленный Церковью в чине преподобного.
Он благословил девушку приезжать к нему четыре раза в год во время каникул, поскольку она работала в школе, что Ариадна и исполняла неукоснительно.
Открываем книгу воспоминаний:
"Казалось бы, такой немощный старец, ходил, опираясь на две палки. Говорил мне: "Эх, Аренька, как тяжела старость". Тогда я в это не вникала, а теперь узнала на собственном опыте. Ведь старцу шло к девяноста годам, а какой был светлый ум, какая память! К нему ездили со всей России и даже из других республик. Всех-то он помнил, обо всех по-отечески заботился.
Батюшка всегда старался угостить меня чем-нибудь вкусным. Как-то говорит: "Съешь апельсин". А я подумала: ни за что, гостинцы привозят ему, с какой стати я их буду брать. Тогда он подошел к столу, разломил апельсин, капнул на свою карточку, которую мне подарил, и протянул со словами: "Кавалер барышню угощает, а она - не хочу!" Так и храню его фото с пятном от апельсина. Он и пошутить любил, строгим я отца Симеона никогда не видела.
Всегда жалел нас, своих духовных детей: "Бедные вы овечки, живете в таком страшном окружении". Как-то батюшка заметил, что правда только в названии газеты осталась.
Когда будущий муж сделал мне предложение, я сказала, что съезжу к отцу Симеону и тогда дам ответ. На весенние каникулы отправилась к батюшке, говорю ему причину приезда. А он: "Замуж захотела, так за чем же дело стало, у меня женихов много". Отвечаю: "Уж если выходить, то за того, кто сделал предложение". Тогда батюшка рассудил так: "Вот летом приезжайте вдвоем - у тебя отпуск и он под тебя подгадает. Я должен с ним побеседовать, узнать, что он из себя представляет".
Летом они приехали, старец долго беседовал с избранником девушки. Союз, благословленный святым подвижником, оказался счастливым и благодатным. Супруги прожили много лет в любви, согласии и единомыслии и даже ни разу не поссорились.
Александр Ладыгин был богато одаренным человеком. Он писал дивные стихи, великолепно рисовал. Все свои таланты хотел посвятить Господу, с юности желая стать священником. Но - не сложилось. В те безбожные годы в семинарию разрешено было принимать учащихся лишь из Белоруссии и Украины. Александр же работал в секретном КБ на оборону страны. Его предупредили, что и в семинарию не примут, и со службы уволят. Все свободное время он проводил в храме. За всю жизнь не пропустил ни одного воскресного богослужения.
В годы послевоенной разрухи по просьбе приходского совета церкви святого Димитрия Солунского в Коломягах он предоставил половину своего дома на улице Тбилисской, 30, в распоряжение всенародно любимого настоятеля - протоиерея Иоанна Горемыкина и его верной келейницы. Договор Александра Ладыгина с "двадцаткой" об аренде его жилой площади бережно хранится в семейном архиве. По тем временам это был смелый поступок. Власти пристально следили за духовенством. Больше десяти лет прожил в его доме уважаемый пастырь.
В безбожные годы Александр прислуживал в храме, читал шестопсалмие, запричастные молитвы, записки, участвовал в делах прихода.
Когда в 1986 году он скончался, на отпевание собрались не только прихожане храма святого Димитрия Солунского - пришли начальник его КБ и сослуживцы. Александра Александровича уважали на работе за веру и верность.
А стихи его и сегодня рассказывают о богатом внутреннем мире, сокровенной жизни человека, невзирая на внешние обстоятельства…
О скоротечности мгновений
Мне говорит сильнее слов
В часы бессонных размышлений
Простое тиканье часов.
Как монотонно, как бесстрастно
Они тревожат спящий ум.
Как убедительно, как властно
Рождают рой нежданных дум…
Тик-так! - и капли жизни нету.
Тик-так! - и стал короче путь.
Тик-так - и близишься к ответу,
И страшно в душу заглянуть.
Там бесконечные потери
Бесцельно пролетевших дней…
А мало, мало ступеней
Осталось до заветной двери.
Верба
Невестою Христовою,
Для Праздника готовою,
Покрыта ризой новою
Стоишь ты под окном
И нам, погрязшим в дольнее,
Напоминаешь горнее,
Зовешь в просторы вольные -
В небесный Божий дом.
С тобою детство связано,
Когда тропа указана,
Когда о Боге сказано,
Распятом на кресте.
Тропою этой трудною
С надеждой неоскудною
Идем мы в долю чудную
К незримой высоте.
Невеста белоснежная,
Буди, буди все нежное,
Нетленное, безбрежное,
Уснувшее во мне,
Будь вехой унывающим,
О Боге забывающим,
И в суете теряющим
Дорогу к Тишине.
+++
Краше слов мне эти перезвоны
Говорят: "Запомни, сохрани…
Сбереги священные каноны,
Не гаси лампад Моих огни.
Ведь без них в тебе не станет мочи
Уберечься от лихой беды
И во мраке наступившей ночи
Разглядеть стопы Моей следы".
+++
Как с четверговою свечою
Иду с надеждою в груди
К тому небесному покою,
Что нам обещан впереди.
За ветром ветер налетает,
Что шаг - то все трудней идти,
Но дальний колокол вещает,
Что отдыхать нельзя в пути.
О, этот звон! - небес лобзанье!
Умолкнет он - померкнет свет.
Но он звучит - и вновь дерзанье,
И вновь надеждой я согрет.
Публикацию подготовила Людмила Яковлева
