 |
10 декабря 2003 года в Бирюзовом зале Митрополичьего корпуса Александро-Невской Лавры состоялось заседание секции "Актуальные проблемы современных библейско-исторических исследований" в рамках проходивших с 9 по 12 декабря в Санкт-Петербурге IV Межрегиональных образовательных Знаменских чтений. Чтения были организованы совместно Санкт-Петербургской государственной академией педагогического постдипломного образования, Санкт-Петербургской Епархией РПЦ и Санкт-Петербургской духовной академией (СПбДА). Организатором библейско-исторической секции выступила Санкт-Петербургская Епархия в лице Санкт-Петербургского филиала Отдела внешних церковных связей при содействии Просветительского отдела. В работе секции приняли участие более 40 человек. [Перейти к программе секции и списку текстов докладов]
 |
Вначале к собравшимся с приветственным словом обратился председатель секции протоиерей Александр Сорокин. Он отметил, что Знаменские чтения проходят уже не в первый раз, но впервые в этом году была организована библейско-историческая секция, на которой преимущественное внимание уделяется вопросам библеистики.
С первым докладом на тему "Церковь Божия как эсхатологическая реальность в мире" выступил почетный гость секции, доцент Санкт-Петербургской духовной академии, кандидат богословия архимандрит Ианнуарий (Ивлиев). Он сказал о том, что слово "церковь" может обозначать две взаимосвязанные, но различные реальности: или конкретную местную общину ("все церкви" (Рим 16,4), "церкви галатийские" (1 Кор 16,1), "церкви асийские" (1 Кор 16,19)), или Церковь в целом, "вселенскую" Церковь. Церковь - двойственная реальность: видимая как мирской факт, но невидимая - хотя и видимая для очей веры - как реальность эсхатологическая, реальность будущего века. Эсхатология не отделена от представления во времени. Но время принимается во внимание только как время Церкви, как некое промежуточное время между Воскресением Христовым и Его парусией. Возвещая Евангелие Креста и Воскресения, Церковь тем самым характеризует этот мир как преходящий, быстро движущийся к своему концу, к эсхатону.
 |
В отношении же к миру святой апостол Павел находит некую диалектическую середину между отвержением мира, с одной стороны, и программой христианского преобразования мира, с другой. От мира Церковь отделена как святая. Святая не сама по себе: своей святостью она обладает "во Христе". Исключение из гражданского порядка требовало бы создавать новый "христианский" порядок, который сам по себе считался бы "святым". Это означало бы организацию некоего "сакрального" пространства. Но именно эта идея отрицается. Павел призывает каждого христианина оставаться в своем "звании", то есть в том социальном состоянии, в котором его посетил Божественный призыв. И здесь практикуется полная свобода. Никакой мирской статус не может ни препятствовать вере, ни способствовать ей. В отношении к миру господствует критическая нейтральность, обусловленная эсхатологическим взглядом на него.
Затем доклад на тему "Миссионерство как исходная и непреходящая новозаветная характеристика Церкви" прочитал председатель секции протоиерей Александр Сорокин, кандидат богословия, преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии. Он указал на уместность миссионерской тематики на секции, посвященной библейским и историческим вопросам: именно миссионерство, то есть желание возвещать некую новую весть, - причем возвещать вовне, туда, где ее не слышали - а не богословские идеи или духовные ценности, даже очень важные, но взятые сами по себе - привело к появлению в истории новозаветной христианской Церкви и остается ее существенным качеством. Полноценная Церковь не может не миссионерствовать: "Мы не можем не говорить того, что видели и слышали" (Деян. 4, 20). Первым новозаветным миссионером был Иисус Христос. Обратим внимание на то, как "перераспределяются" привычные акценты в Его проповеди - о том, что Бог милостив и способен простить грешников, но на прощение можно надеяться лишь после раскаяния. В проповеди Иисуса эти два "звена" в динамике прощения меняются местами. Он Сам от лица Бога выступает с инициативой прощения: оно благовествуется там, где его не ждут, вернее, где на него уже не надеются, и уже в ответ на эту весть происходит покаяние и перемена жизни. покаяние, к которому призывает Иисус, так же как и Иоанн Креститель, мотивировано милостью и добротой Бога, а не страхом перед судом, в отличие от Иоанна Крестителя. Поэтому покаяние, которое совершают люди, слушая Иисуса, есть радость и ликование.
Говоря о миссионерстве как об изначальной, а потому существеннейшей характеристике новозаветной Церкви, необходимо отметить такую немаловажную черту ее миссионерской деятельности, как многообразие методов и подходов. Чего стоит, например, колоссальное различие между речью ап. Петра в день Пятидесятницы в Иерусалиме - первой, согласно дееписателю св. Луке, миссионерской церковной проповеди, сказанной, хотя и о новом событии (воскресении Иисуса), но в иудео-христианской, то есть в "своей", библейской, аудитории, - и, скажем, речью ап. Павла в афинском Ареопаге, сказанной в просвещенной, но далекой от Библии, языческой аудитории.
С докладом на тему "Проблемы и задачи славяно-русской литургики (на примере изучения древнерусских служебников)" выступил Юрий Иванович Рубан, кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета. Рассказав кратко о литургике как церковной науке и ее трех основных направлениях (изучение церковного устава, богослужения в исторической перспективе и литургического богословия), а также об основных литургических книгах, докладчик подробнее остановился на необходимости для русской литургики решать в первую очередь источниковедческие задачи, т.е. сосредоточится на изучении развития богослужебных текстов и устава. Наряду с этим одной из основных задач остается необходимость сделать богослужение понятным и доступным людям. Но это возможно только при условии церковного просвещения и усвоения историко-богословского смысла богослужения, а не его искусственного символического толкования.
Следующий доклад иерея Евгения Струговщикова, клирика Санкт-Петербургской Епархии, на тему "Авторство книги Откровение святого Иоанна Богослова", по причине отсутствия автора был зачитан секретарем секции диаконом Димитрием Юревичем. Доклад посвящен центральному вопросу исагогики Апокалипсиса в современной библеистике - относительно авторства этой книги. Православная традиция, считающая Апокалипсис канонической книгой, приписывает авторство апостолу и евангелисту Иоанну Богослову. Эта традиция обнаруживается уже в глубокой древности. Так об Апокалипсисе, подтверждая подлинность его авторства, свидетельствовали Папий Иерапольский (+165) и св. Иустин Философ (+166). Но уже в древней Церкви это позиция не была общепринятой. В авторстве Апокалипсиса сомневался священномученик Дионисий Александрийский (+ок. 265). Со времен Дионисия вопрос авторства Апокалипсиса периодически поднимался многими церковными авторами. Некоторые находились в сомнении относительно авторства и уклонялись от четкого определения в этом вопросе. Примером такой позиции является Евсевий Кесарийский (ок. 260 - 340). Он колебался в признании авторства Апокалипсиса, но в целом считал его авторитетной книгой.
С XIX века для западной библеистики стало вполне традиционным рассматривать Апокалипсис, как совокупность различных по своему происхождению текстов, собранных христианским редактором в одну книгу. Лишь в 1993 г. Р. Баукхамом было сделано предположение о возможном построении Апокалипсиса по принципу хиазма. Использование хиазма является особенностью еще ветхозаветных книг.
Литературно-композиционная Апокалипсиса существует, и это утверждение можно делать не только на основе авторитетности Предания Церкви, но и на основе изучения текста книги. Апокалипсис имеет три композиционных уровня: 1) композиционное ядро - Откр. 11, 1-13; 2) первое раскрытие притчи о двух свидетелях - Откр. 11,15-15,8; 3) еще более полное объяснение притчи во всем тексте книги. Эти три уровня построены по одному и тому же семичастному плану, имеющему некоторые признаки хиазма, и раскрывают одни и те же темы. Автор книги Откровения описывает апокалиптическую историю как Новый Исход, прообразованный ветхозаветным исходом еврейского народа из Египта в землю обетованную. Сказанное неизбежно приводит к выводу о том, что автором Апокалипсиса, бесспорно, является один человек, так как создать такую сложную композиционную гармонию образов и тем мог только один автор.
Евангелие от Иоанна, с литературно-композиционной точки зрения, представляет собой пятичастный хиазм. В композиционном и, соответственно, богословском центре Евангелия от Иоанна находится небольшой текст, Ин. 6, 16 - 21. Этот текст представляет собой аллюзию на Исход. Дж. Герхард так и обозначает этот отрывок: "Новый Исход". Апостолы переправляются через море, подобно тому, как древние евреи вышедшие из Египта шествовали через пустыню. Таким образом, тематический центр двух новозаветных книг совпадает. В Евангелии и Апокалипсисе рассматриваются соответственно христологическая и экклесиологическая стороны единого Нового Исхода. Такая композиционно-тематическая идентичность двух новозаветных книг не оставляет никаких сомнений в том, что автором Евангелия от Иоанна и Апокалипсиса является один человек: святой апостол, евангелист и тайнозритель Иоанн Богослов.
 |
В докладе на тему "История открытия Синайского кодекса" иерей Максим Фионин, преподаватель Санкт-Петербургского института богословия и философии, рассказал о необычной истории открытия важнейшего памятника текстологии. Докладчик подчеркнул, что пальма первенства в открытии принадлежит русскому исследователю епископу Порфирию (Успенскому), и замалчивание этого факта приводит к искажению реальной истории открытия Синайского кодекса.
Доклад на тему "Греческий перевод Ветхого Завета Семидесяти толковников в свете библейских рукописей Мертвого моря" представил диакон Димитрий Юревич, кандидат богословия, сотрудник Санкт-Петербургского филиала ОВЦС МП. В нем он отметил, что вопрос о греческом переводе Семидесяти продолжает сохранять свою актуальность для русской библеистики на протяжении уже более 200 лет, поскольку он стал использоваться христианской Церковью с самого начала ее существования как один из основных текстов ветхозаветного Священного Писания; к нему прибегали в своих богословских сочинениях отцы и учители Церкви; с него был сделан перевод текста Ветхого Завета на славянский язык. Известно, что перевод Семидесяти имеет целый ряд разночтений по сравнению с тем текстом Ветхого Завета, который представляет собой не перевод, а один из вариантов текста на оригинальном языке - масоретским текстом (МТ). В связи с этим в XIX веке выявилось два направления в русской библеистике: представители первого решительно превозносили еврейский текст, сводя все различия LXX-ти преимущественно к недоразумениям и искусственным перетолкованиям греческих переводчиков, вторые стояли на позиции исключительного использования греческого текста. В XX веке стало очевидно, что такое прямолинейное объяснение не может исчерпать всю разницу между МТ и переводом LXX. С попыткой обобщения кардинального различия между МТ и переводом LXX-ти, взятыми в целом, выступил профессор Н. Н. Глубоковский. Он пришел к выводу, что в основе МТ и перевода LXX лежат различные редакции древнееврейского текста. Это предположение спустя 15 лет нашло подтверждение в библейских рукописях Мертвого моря.
Попытка систематизировать различные варианты текста, представленного в кумранских библейских рукописях, дала основание утверждать, что уже в дохристианской древности существовало несколько вариантов (или редакций) древнееврейского текста Ветхого Завета: 1) прото-масоретский текст (составивший вавилонское семейство текстов); 2) текст, послуживший основой для перевода Семидесяти (египетское семейство); 3) прототип Самаритянского Пятикнижия (палестинское семейство). Поэтому в некоторых случаях предпочтительным будет чтение перевода LXX, поскольку МТ приобрел знаменитую стабильность и неподвижность достаточно поздно - с V по IX века по Р. Х., в период работы масоретов, а в период Второго храма он был подвержен корректуре книжников ("соферим"), производимой из различных соображений, что докладчик проиллюстрировал на конкретных примерах.
Преподаватель Санкт-Петербургского института богословия и философии Константин Андреевич Махлак в докладе на тему "Проблемы духовного образования в светских учебных заведениях" указал на опасность прагматичного отношения к богословскому образованию, когда школа или ВУЗ ориентирует свою деятельность на "оказание образовательных услуг". Предметы, курсы предлагаются студенту или школьнику, и он за это платит. Наряду с этим опасность кроется и в своего рода "инфляции" духовных дисциплин, растворяемых в курсах вроде обществоведения, общей истории, истории России, и других обобщающих гуманитарных предметах. В этом случае мы сталкиваемся с опасностью исказить Евангелие - благовестие спасения, сделав из него просто информацию о жизни, учении Иисуса Христа, апостолов, отцов Церкви, имеющую место наряду с другими темами.
Любой катехизатор должен ставить перед собой задачу не только сообщить основы христианского вероучения, но и попытаться повлиять на мировоззрение слушателей, указать широкий контекст православного предания. Можно вспомнить здесь мысль св. Иустина Философа о том, что семена Логоса рассеяны повсюду в мире, но полнота Его присутствует только в Церкви. Только Церковь может узнать, указать это рассеянное в мире Слово. Культура в своей автономности, секулярная культура не жизнеспособна, не может оставаться культурой, будучи только посюсторонней, человеческой реальностью, как и человек не может оставаться человеком, не встав на путь спасения, не имея перспективы обожения. Только христианин, с его отношением к слову, может сейчас вернуть культуре ее подлинность, ее смысл, вернуть восприятие слова как чего-то подлинно живого и значимого.
В заключение доклад на тему "Библейская археология и археология библейских стран" представил иерей Сергий Чуркин, студент III курса Санкт-Петербургской духовной академии, клирик Санкт-Петербургской Епархии РПЦ МП. Он подчеркнул актуальность определения объема науки библейской археологии: в то время, как одни исследователи видят в ней науку о библейских древностях, т.е. древностях еврейского народа, другие ученые находят возможным расширять ее границы до археологии библейских стран, т.е. археологии Палестины. Однако границы библейской археологии как церковной науки лежат где-то между этими двумя точками зрения. Это связано с тем, что в современном понимании археологии последняя работает исключительно с артефактами, не занимаясь письменными источниками. Однако, как это ни парадоксально, церковный ученый должен учитывать также библейский текст, причем воспринимать Библию не просто как литературный памятник, но помнить, что в ней содержится Божественное Откровение.
Докладчик проиллюстрировал приведенные положения на примере события исхода народа израильского из Египта. Без учета текста Священного Писания, только на основании артефактов, можно придти к выводу о том, что пришествие израильтян в Палестину отнюдь не было триумфальным, а завоевание земли обетованной происходило дольше, чем может показаться при поверхностном ознакомлении с библейским текстом. Взятый в отрыве от библейского контекста указанные артефакты могут быть истолкованы в прямо противоположном и библейскому повествованию духе, вплоть до отрицания факта завоевания евреями Палестины. Однако сопоставление артефактов с изложенной в Библии историей исхода позволяет понять, что священный автор отнюдь не случайно акцентировал внимание на победах израильтян - не преследуя цели искажения исторической правды, он подчеркивал значение Божиего промысла и действенность помощи Божией в победах израильтян.
После прочтения каждого доклада слушатели задавали вопросы, обсуждение которых иногда выливалось в небольшие дискуссии по наиболее интересным и волнующим темам. В завершение работы секции участники выразили надежду, что ее работа продолжится и в будущем.
