К годовщине кончины архидиакона Андрея Мазура

Отец Андрей прожил долгую и непростую жизнь. Родился в 1926 году в селе близ Почаевской лавры на Западной Украине, которая до 1939 года входила в состав Польши. Рано потерял мать. Пережил немецкую оккупацию. После освобождения был призван в Красную Армию, закончил войну под Берлином. Всю последующую жизнь он посвятил служению Богу. В этой жизни было много радостей, было и горе - отец Андрей похоронил двух сыновей. Большую часть своей жизни отец Андрей вел подробные дневники, в которых описывал каждую свою службу и поездку. Он много фотографировал и снимал на видеопленку и в итоге создал и сохранил большой архив записей, фото- и видеоматериалов, являющихся сегодня ценными документами по истории Русской Православной Церкви второй половины XX века. Незадолго до кончины отец Андрей передал свой архив пресс-службе Патриарха Московского и всея Руси.

По благословению Святейшего Патриарха Кирилла руководитель патриаршей пресс-службы иерей Александр Волков, сотрудники пресс-службы Олег и Елена Варовы приехали к отцу Андрею и его супруге матушке Иулиании в их небольшую квартиру в Санкт-Петербурге. Публикуемый материал - запись состоявшейся во время этой встречи беседы. Возможно, это самая продолжительная из записанных бесед отца Андрея за всю его долгую жизнь, во всяком случае - это самое большое из последних его интервью.

Патриарший архидиакон встретил гостей в своей небольшой квартире, обнял их, справился о том, как добрались в Санкт-Петербург, и повел в комнату.

- С какими патриархами вы служили?
- С Патриархом Пименом, с Патриархом Алексием. Много служил с митрополитом Никодимом (Ротовым). Когда я приехал в Питер, он был еще архимандритом. Я объездил с ним весь мир, три раза был в Америке, был и в Японии, и в Эфиопии...

А пойдемте, я вам еще что-то покажу, - отец Андрей повел гостей в другую комнату. Там на кровати лежали аккуратно разложенные бархатные хоругви, вышитые золотом.

- Это моя матушка вышивает. Эти вот еще не закончила, подклада нет. Ее хоругви есть в Храме Христа Спасителя и в Кремле. Она у меня много вышивает даже теперь. Трудится всю жизнь. Она в советское время работала в ателье, шила. Вот такие дела.

- Батюшка, повезло вам с матушкой?
- Повезло, да.

- Сколько лет вы вместе?
- А сколько, ты думаешь? - хитро улыбается отец Андрей.
- Семьдесят?..
- Меньше. Пока 68 лет.

- Расскажите нам о своем служении. Святейший Патриарх сказал: "Поезжайте к отцу Андрею, он собрал материалы и что-то расскажет".

- Вот часть материала, - отец Андрей показал на несколько толстых старинных альбомов с фотографиями и достал еще несколько общих тетрадей. - Вот смотрите. Это мои записи. Другая половина дневников в Москве. Я записывал все поездки и службы. Ездил по всему миру с митрополитом Никодимом, меня не бывало дома по шесть месяцев в году.

- Отец Андрей, расскажите, как вы начали служить с митрополитом Никодимом.
- Я служил в Александро-Невской лавре. И владыка приехал, посмотрел на меня, а потом вызвал в Москву, тогда он был председателем Отдела внешних церковных сношений. И дал мне послушание ездить с ним. Я занимался поездками, готовил багаж. Для выездов нужно было много бумаг, ведь была советская власть.
Так уж сложилась моя жизнь. Я родился на Западной Украине в селе недалеко от Почаевской лавры, тогда это была Польша. Учил польский язык, знаю его отлично, и украинский.

- А польский вы и сейчас помните?
- Да, розумием по-польску, знаю. А по-русски до семинарии даже не говорил, только по-украински. Потом взяли в армию, там уже изучал русский. Во время войны был в армии. И заканчивал в пригороде Берлина.

- В каком году вас призвали?
- Мне исполнилось 18 лет, а я 1926 года рождения, значит в 1944 году. В 45-м после войны попал в госпиталь, лежал в Марийской республике, потом в Казани. Отпустили меня домой, а мои товарищи еще служили, на Японской войне побывали. Я, правда, в Японии тоже был, но не воевал, это было позже...

- В какие годы это было?
- Думаешь, я помню?.. Там будет все написано, - показывает на дневники отец Андрей.

- Как у вас здесь все подробно, расписан каждый день: "В 8 часов утра в Богоявленском соборе Святейший совершил Литургию Великой субботы. Сослужили: Сергий, Арсений, причт собора. Читал паремии. 600 причастников". Или вот тоже интересная запись: "25 января, 1998 год. В воскресенье служил мученице Татьяне в Успенском соборе. Сослужил Патриарху. В этот день у меня что-то потемнело в глазах, я начал читать входные молитвы, потерял сознание. Меня Сергий взял, отвел в алтарь, вызвали врача - скорая. Отвезли в больницу...". А когда вы начали вести эти дневники?
- Со времен семинарии. Что нужно и не нужно - все писал.

- В альбомах много ваших фотографий. Вот вы молодой с матушкой. Расскажите про свою жизнь.
- Родился в селе Новый Кокорев. Из нашей деревни было видно Почаевскую лавру и слышно ее звон. Я туда ходил с детства, с младенчества… Отец мой был старостой в нашем сельском храме Архистратига Михаила.

- А тогда там, конечно, не было никаких разделений?
- Ну, под конец, перед войной, поляки уже запретили звон в Почаеве. Хотели вообще лавру отобрать и сделать костел, но не удалось им этого сотворить.
Закончил восемь классов, у нас там больше и не было. Во время войны я год был в армии, потом поступил в семинарию. Два класса семинарии закончил в Москве, а два - здесь, в Питере.

- Где вы еще служили?
- В Марийской АССР. В лесу. Страшно было, жили в землянках. Потом вернулся из армии и пошел послушником в лавру. А перед этим меня хотели забрать работать в милицию из-за того, что было много бандеровцев. А отец меня посадил в телегу и отвез в лавру. Два года я был послушником в Почаеве. Заведовал там хлебопекарней, просфорней. Ездил по селам, искал продукты, старался для Почаевской лавры, тогда еще было бедное время.

- А народ в лавру ходил?
- Ходили, очень много людей ходило. По ночам у Почаевской иконы дежурили по очереди, нельзя было спать, все время молились - такое было правило, не знаю, как сейчас. И когда закрыли и Киево-Печерскую лавру и вообще все монастыри на Украине, оставался только Почаев и еще один скит. И все монахи приехали в лавру, тогда братия насчитывала 1200 человек. А я трудился на просфорне и в трапезной, мне пришлось всех братьев кормить, стараться.
Потом мы с моим другом поехали к нему в гости в Молотов, так Пермь тогда называлась. Там служил архиерей владыка Иоанн (Лавриненко), он когда-то был у нас в районе наместником монастыря. И там я одел стихарь и прочитал Апостол. И все, после этого владыка мне сказал: "Не отпущу". А я говорю: "Я же учусь в семинарии". - "Заочно окончишь. Поезжай, женись и будешь рукополагаться". И я поехал к себе в деревню жениться. А ведь еще никто и не хотел замуж выходить, боялись, потому что уезжать надо было далеко, в Пермь - Сибирь почти. Не хотели ехать. Только одна в деревне такая смелая нашлась - матушка моя Юлия Васильевна.
И вот я женился в своей деревне, венчался там. А через два дня надо было уезжать. А тогда еще бандеровцы были, было небезопасно. Мы, можно сказать, убежали.
Владыка меня рукоположил в Перми в 1950 году. Кроме меня там было еще два протодиакона, а через полгода меня поставили первым.
Дальше было так: владыку Иоанна перевели, и приехал владыка Алексий (Коноплев). Он до этого служил священником в храме на Ленинских горах. Его рукоположили в епископа и назначили в Пермь, а через какое-то время в Питер. Я поехал его провожать, а он мне и говорит: "Не отпущу". Потом звонит как-то и говорит: "Собирай вещи и приезжай!" И я отправился в Невскую лавру. Я был там первым членом причта, был регентом, ризничим и диаконом. Кроме меня тогда там было еще два монаха.
И с тех пор я все служил, служил с митрополитами: Григорием, Елевферием, Питиримом, Гурием, Никодимом, Антонием, а потом сюда назначили Алексия.
А потом митрополит Никодим забрал меня в кафедральный Никольский собор. Потом владыку Никодима перевели в Москву - и все, началось мое путешествие по миру. Страшно было тогда. Меня часто вызывали в Москве в специальный отдел. И все время с нами ездил человек в штатском из Комитета госбезопасности. Так мы и проехали по всему свету.

- Что больше всего запомнилось из поездок?
- А в дневниках у меня все написано. Зачем рассказывать, когда я все про каждую поездку записал. Все записывал после ужина, ночами.
Я начал ездить с митрополитом Никодимом, а потом с патриархами Пименом и Алексием. И с будущим Патриархом Кириллом еще немного получилось поездить. Он тогда еще был иеродиаконом. Помню, мы были на Афоне, там мне подарили двойной орарь, а таможня его не пропускала. Я и говорю: "Отец Кирилл, надень его". Он и надел под рясу, и нас пропустили. Всего я был на Афоне три раза.

- Помните кого-нибудь из братии с Афона?
- Братии тогда мало было. В Пантелеимоновском монастыре было 12 человек. В Андреевском скиту было шестеро.
Однажды Святейший Патриарх Кирилл меня вызвал и говорит: "Пишите все". А я отвечаю: "Ваше Святейшество, я не могу писать. У меня зрение плохое. Но все, что у меня есть, все, что я сохранил, отдам Вам навсегда". В том числе и фотографии. Я ведь еще сам фотографировал.

- А у вас послушание такое было - фотографировать? Или вы сами?
- А больше некому было. Мы втроем ездили: владыка Никодим, я и его келейник.

- Отец Андрей, сколько всего архиереев вы выводили из алтаря на хиротонии?
- 137, по-моему.

- А кто был первым, не помните?
- Первым был владыка Алексий (Коноплев) из Москвы, тот, который меня потом из Перми с собой забрал.

- Отец Андрей, вы много лет служили с митрополитом Никодимом (Ротовым). Каким запомнили владыку?
- Отличным! При нем уполномоченный по делам религии перестал быть всевластным. Они же, эти люди, такие были - не дай Бог. Я помню последнего уполномоченного по Ленинграду Григория Семеновича Жаринова. Вот однажды он подходит ко мне и говорит: "Ты что, стоишь в храме, поешь, да еще руками машешь?" А я и говорю: "Так а что же мне, ногами махать?" А когда уже меня начали брать за границу, он очень хороший сделался. Я уже ему и подарки возил. Да, было дело...

- У вас было много рабочих визитов, встреч. А часто ли удавалось в этом ритме служить с владыкой Никодимом?
В комнату вошла жена отца Андрея матушка Иулиания и хлопотливо стала спрашивать гостей, не жарко ли им, не голодны ли, не устали ли от рассказов батюшки.

- Матушка, отец Андрей всю жизнь был в командировках. Как вы без него жили? Как справлялись, расскажите...
- Старые мы уже, - бодрым голосом начала свой рассказ матушка. - Мне уже за 88-й год перекатило. Я с 30-го года. Но я свою старость не признаю, я еще молодая. Мне нужно все делать, все делать!
- Работала она у меня портнихой в ателье. Все может! - Не без гордости подхватил отец Андрей.
- И работаю, - матушка повела гостей в другую комнату, чтобы показать свои работы.

- А где вы научились этому? Это ведь сложно.
- Доченька, много училась. Я всю жизнь работаю с этим. В ателье 34 года вышивала. А как пошла на пенсию, стала вышивать только церковные вещи. Теперь я и шью сама, и вышиваю, и сама готовлю. Все делаю. А кто мне помогает? Божия Матерь и Матронушка. Я и в Покровский монастырь ей вышивала покровцы красивые, дарила.

Матушка достала уже готовые облачения - тонкая изящная золотошвейная работа, гроздья виноградной лозы благородным кантом расположились на бархатной основе священнической фелони.

- Матушка Иулиания, это ведь такая тонкая работа. Как же глаза?
- Я нитку в иголку вдеваю без очков. Смотрите, сколько я нашила. Это орарь. А вот фелонь для зятя, он у нас священник... Нравится? У нас открывают новый храм. Так вот я уже им приготовила четыре хоругви...

- И сколько времени вы вышиваете хоругви?
- Вышиваю месяц. Шить мне долго. Это же все делается руками.

- А сколько приблизительно вышивать фелонь?
- Фелонь вышиваю за два дня.
- Даже не верится.
- Вот была бы ты здесь, я б тебя научила. Когда наш Патриарх был митрополитом, я на машине вышила ему жемчугом красивое вишневое облачение. А потом еще и зеленое тоже жемчугом вышивала. Он нас любит.

- Матушка, расскажите: ведь, наверное, не так просто было поехать за отцом Андреем?
- О, чего стоит с деревни выехать - ты не думай! Я же ведь еще не очень грамотная была, всего семь классов. Что там можно было закончить, какое образование получить - немцы же были. На Украине я - ветеран войны. Я же в войну работала там с военными. Никто не возил им кушать, а я возила.
Потом вышла замуж. Я сложа руки не сидела, пошла в кружок по вышивке. Мои работы были в Москве на выставке. Потом приехали в Питер.
Сын у меня учился музыке. А я тоже потихоньку с его преподавателями договорилась и стала заниматься постановкой голоса и изучать ноты. И пела, и даже в Никольском солисткой была. Потом я пошла учиться в техникум. Там я девчатам что-то вышью, а они мне по учебе помогут, и я сдаю предмет на пятерки…
Но у меня же умерли два сына.

- Как вы это пережили?
- Очень плохо, тяжело. Я ведь почему сейчас вышиваю? Потому что переживаю за них. Меня батька, - так матушка называет отца Андрея, - ругает, что я вышиваю по ночам, а я работаю и смотрю на их фотографии. Но мне очень много Матронушка помогает. Она мне и батьку подняла. Я ей молилась, акафисты читала, и она мне помогла. Батька пошел на поправку, стал кушать хорошо. Только ноги болят. Вот так. А что делать? Ночью вышиваю, днем готовлю.
Я все могу. Только черные рясы не шью, а так все архиерейское облачение Патриарху Кириллу шила. И Святейшему Патриарху Алексию три облачения сделала: вишневое, голубое и еще одно, не помню цвет. А владыке Кириллу, когда он еще был митрополитом, много вышивала жемчугом на машине. Он у меня был самый красивый!
Вот картину вышивала в 50-х годах, до сих пор сохранилась…

- А это кто? - на стене висят детские фотографии.
- Это наши правнучки. А это внуки и дети. Видишь, какие красавцы мои сыновья? Умерли. Но остались три внука, очень похожие на них. Они нам помогают. Сыновья умерли, но Бог дал, что у нас зять священник. И самый младший внук, ему 22, поет в хоре и даже может регентовать.
В церковь, где будет служит зять, я уже приготовила все облачения на каждый праздник. И плащаницу, и хоругви - все вышила.
- Матушка у меня такая, - улыбаясь говорит отец Андрей.

- Батюшка, а что было самым сложным в поездках с патриархами и митрополитами?
- При советской власти все было трудно, потому что нельзя было сказать ни слова - фиксировалось все... Да вообще было непросто. В поездках приходилось трудно: мало спать и много ходить.
Помню, в Америке пришлось петь на концерте. Меня прямо заставили исполнять арии. А я ведь языка не знаю, да и навыка такого нет. Хотя когда я учился в семинарии в Москве, параллельно недолго обучался в консерватории. И вот однажды меня вызвал директор консерватории и говорит: "Ты что, в храме служишь?" Я говорю: "Да". И тот отрезал: "Или здесь, или там - выбирай". Я, конечно, ушел из консерватории. Многому я научился в Почаеве. В то время туда пришли артисты и пели в хоре. И вот один из них меня учил, поставил мне голос.

- А у вас такие голосовые данные с детства?
- Я в детстве пел украинские песни. В семинарии пел, был там регентом. У родителей я таких способностей не замечал. Моя мама умерла, когда мне было 3 года, я даже плохо ее помню. Отец был старостой в храме, но он не пел.

- Откуда же у вас такой голос, как вы думаете?
- Значит, Бог дал и апостол Андрей Первозванный. Все началось с того, что в армии я был запевалой.

Отец Андрей затягивает густым басом первую строчку песни, но звонкий голос матушки зовет всех обедать.

- Кушайте, деточки, кушайте, а я на вас посмотрю, - хлопочет на кухне матушка Иулиания. - Батьку надо хорошо кормить. Много я ему не даю, чтобы живот не болел. Днем готовлю, ночью шью. Пока он в Москве был, я привыкла по ночам вышивать и смотреть на своих сыновей. Я очень много вышивала, в Москву вышивала в разные храмы и монастыри. Всем архиереям вышивала. А сейчас уже только себе, в свой храм, своим близким.
В Храме Христа Спасителя висят две пары моих хоругвей. Я привезла их четыре года назад. А было так. Я как-то приехала до батюшки, пошли они крестным ходом, смотрю, а хоругви как какие-то тряпки. Ну, думаю, нет. Я приехала домой, купила бархат, вышила и в субботу им привезла хоругви. Их сразу и повесили. Еще в Кремле висят мои хоругви.

- Матушка, когда же вы спите? Когда отдыхаете?
- Спать ложусь в 12 или в 2 часа ночи. В 8-9 утра встаю. Я не могу много спать. У меня же еще дача есть. У меня же огурцов своих полно! Все людям раздаю. Много насолила, в погребе стоят. Все сама делаю, я не могу сидеть. Я смотреть телевизор не могу.

- Вас надо по телевизору показывать, чтобы наши молодые девушки и женщины брали с вас пример. А кто вас научил шить и вышивать?
- Шить облачения - это же просто. А учил меня отец Павел, мой приятель, он был портной. Сейчас уже умер. Меня батька даже ревновал, - смеется матушка. - Отец Павел шил всем батюшкам, и Святейшему делал все облачения. Очень хорошим человеком был, но говорил, что никого не научит, а меня вот научил. Было даже так: он мне сошьет, а я домой приду и разберу изделие, расправлю его, а выкройки срисую. И сама потом кого-нибудь научу. Я шью и на худых, и на полных священников - на всех облачение красиво сидит. Раньше я ведь и платья разные шила. В деревне всех детей одевала бесплатно, жалела их, все ведь были бедные. Меня из деревни батька еле вырвал - не пускали.

- Еще бы, такую мастерицу! А как он пришел к вам свататься?
- То были страшные времена. У нас же бандеровцы были, из деревни нельзя было выйти. К нам даже милиция приходила, когда свадьбу играли. Я же была честная хорошая девушка. Мама меня и замуж-то не пускала. А когда мы повенчались, на второй день и бандиты приходили к нам, а нас не было дома. А если бы они нас застали, не знаю, что было бы, - забрали бы меня. У моего отца даже инфаркт случился сразу после того случая - так страшно было. Мы сразу после венца с батькой уехали из деревни. Ведь там были и бандиты-бандеровцы.
Я по ночам на почте работала телефонисткой. Бывало, сижу и боюсь. Вот, думаю, сейчас придут. А после того, как я уехала, в одну ночь всю почту забрали. А меня они жалели. Потому что отца моего уважали, а он в то время болел и через полгода умер. Ему было 38 лет, а мне 17. Однажды меня энкавэдэшники даже в погреб посадили и допытывались, какие бандеровцы к нам приходили. А я их что, знаю? Нас и те, и другие и убивали, и топили - энкавэдэшники днем, а бандеровцы ночью. У нас была тяжелая жизнь, деточки. Когда я вышла замуж и уехала в Пермь, я отдыхала.
А познакомились мы в Почаеве. Я приходила в лавру, пела там в хоре. По ночам все певчие спали в коридоре. Помню, что батька около нас как-то шел, но меня он тогда еще не знал. Потом ему нужно было жениться, вот он приехал и меня позвал, но я ему отказала, потому что мама сказала мне: "Я тебя не пущу". И я не знала, что же мне делать, тянула время и думала. И вот как-то иду по деревне, несу почту, вдруг смотрю, идет он. Бог дает - смотри. Мы встретились. Это было в 5 часов вечера. Он мне и говорит: "Что же ты делаешь со мной? Мне нужно ехать, уже билеты надо заказывать. А ты тут творишь чудеса!" А мама-то против. И я думаю: "Божья Матерь, что же мне делать?" Взмолилась! И потом решилась и говорю ему: "Ну, ладно, давай сегодня запишемся".
Пришла домой, а там сидит парень, который за мной ухаживал, он прямо с ума сходил. Рядом - мама. И я, ничего не сказав, тихо сняла туфли да пошла за речкой, травкой, травкой, и к батьке домой с тетей, маминой сестрой. Пришли к нему, туда же пришел председатель с секретаршей, и мы ночью записались. Идем с тетей обратно, а мост, по которому мы шли, разобрал с другими хлопцами тот парень, который за мной ухаживал. Темнота, а мы так бежим! Но нас обогнал мужик на лошадях, которые вдруг неожиданно встали. И кричит нам: "Девочки, остановитесь! Тут мост разобран". Мы бы там попадали в воду, утопились, а Божья Матерь не оставила нас, спасла.
Я у тети переночевала. Пришла домой, а мама мне все мешки на голову покидала - побила. Но я сказала: "Мама, молчи. Все". И тут уж свадьба. Вот так мы и встретились. Так, значит, Божья Матерь уготовила, так было нужно.
Я сейчас вас чаем напою.

- Матушка, какая у вас была жизнь, тяжелая или счастливая?
- Как вам сказать? Всякое было, но я ни на что не смотрела. У батьки ведь тяжелый характер. А я молчу и свое дело делаю. За ним ухаживаю, все для него. У меня и сердце пока не болит. У меня ничего не болит, только голову чуть-чуть иногда колет.

- А что батюшка любит? Есть у него любимое блюдо?
- Батька все любит, только подай. А в больнице когда лежал, такой страшный был. И Матронушка помогла мне, я ей молилась, акафист читала, просила. И она явилась мне ночью. Вот стоит рядом с кроватью, я даже побоялась посмотреть. Потом вижу - стоит девушка, у нее глаз нету, а за ней большой-большой монастырь. И около монастыря стоит какой-то мужчина, я не пойму кто. А я еще очень молила Бога, чтобы мой самый старший внук причастился. И через три дня он звонит мне ночью: "Я еду из монастыря". Поехал в монастырь, никому не сказал. Ночевал там, исповедовался, с батюшкой поговорил, все службы простоял. И едет домой.
Жалко, что сыновей больше нет. Стоят два памятника в Невской лавре за храмом. И в прошлом году трое еще наших родственников умерло.
У сына был рак. Вскочила у него бородавочка. Я ему говорю: "Иди к врачу". Да разве он послушал. А когда пришел к врачу, была уже третья стадия, поражено все небо. Операцию делать поздно. В больнице умер.
А второй сын очень переживал смерть брата, очень они друг друга любили. И однажды косил траву, пришел домой: "Мама, что-то немножко сердце прихватило". Я его опять отправляю к врачу, а он тоже не пошел. И утром звонят: "Вити больше нет". Трапезничал - яблочко на столе, груша разрезанная. Тромб оборвался - и Вити нет. Осталась у нас одна дочь.
А зять строит храм. Батька просил его строить маленький, чтоб не так долго и недорого. Но построили двухэтажный, там купальня будет, в ней даже взрослых крестить будут. Я бы хотела, чтобы Святейший на наш храм посмотрел. Мы же в одном районе. Его дом на Большой Охтинской был, а храм тут недалеко, даже колокола можно слышать. Надеюсь, что доживу. Бог даст, сердце не остановится…
Как меня любил отец Кирилл (Павлов)! - заводит матушка новый разговор. - Как его жалко - умер.
Я приезжала до батьки, когда тот в Переделкине жил, так отец Кирилл, бывало, придет сам и принесет все своими руками мне на стол. Уже в последнее время, когда я приезжала, он лежал неподвижно. И однажды в воскресенье я к нему пришла, расцеловала его, взяла за ручки, так я его любила! И, вы знаете, он взял меня за руку. Даже девчата, которые за ним ухаживали, удивились.

- Много лет его знали? Часто с ним встречались, общались?
- Пока батька был в Москве, я все время к нему приезжала. Как только приезжаю, всегда к отцу Кириллу иду. А было как-то, что мне нужно было уезжать, а я у него так и не побывала. И говорю батьке: "Меня же отец Кирилл не благословил". Но уже выхожу и вдруг смотрю, а он стоит. Снег такой на пороге, и отец Кирилл с конфетами и с шоколадками стоит и меня встречает: "Да я благословить тебя вышел". Ну, как вы думаете, он не прозорливый? Он прозорливый.
Похоронили его, так жаль. А я вот не могла приехать.
А отцу Илию я тоже вышила красивые зеленые покровцы, подарила и попросила: "Отец, помолись за батьку моего".
Когда здесь был владыка Сергий, передал мне, что Святейший очень любит мои покровцы. И сказал, что ему на службу нужны золотые. Так я ему вышила и с владыкой передала. Я не знаю, что ему еще вышить, чем порадовать.

- С любовью его все порадует.
- Может, ему вышить подризник или подсаккосник? Я если вышью, все равно он будет носить. Он нас любит. Когда он приезжал сюда, вызвал нас к себе в академию, благословил.

- Какими вам запомнились родители Святейшего Патриарха Кирилла?
- У него отец был таким же, как и он, очень хорошим проповедником. Он умер раньше матери. Я часто ходила к ним на чай. Работала неподалеку, на Большой Охтинской улице. И мама Святейшего приходила и приглашала: "Приходи чай пить". Мама у него хорошая была. Очень хорошие были люди.
Святейшему было 14 лет, когда мы приехали в Питер. Еще мой сын в Невской лавре с ним за ручку ходил. Ему было 7 лет, а Володеньке было 14. Он с детства был очень верующий.

- Вот мой одноклассник по семинарии митрополит Владимир (Котляров), - открыл один из толстых альбомов отец Андрей. - А это явление Божией Матери в Дамаске.

- Вы сами были там в это время?
- Да, я сам видел. Мы в это время сидели ночью на улице. Она явилась на куполе, а потом спускалась.

- Отец Андрей, а на этой фотографии королева Елизавета?
- Да. Мы с королевой ходили здесь крестным ходом вокруг Никольского собора.
А это знаете кто? Как же не знаете - это Филарет Денисенко. В Киеве в соборе его рукополагали.

- Каким он был тогда?
- Очень хорошим. Помогал мне. В нашем селе забрали батюшку и уже хотели закрыть храм. Я поехал в Киев, и уже через неделю все вернули.

- Как вы думаете, что же с ним случилось?
- Там была какая-то женщина. Помню, приехал в Киев в собор, захожу со служебного входа, вижу, сидит какая-то дама в красном. Я не знал, кто она. Потом смотрю, архиерей подходит и целует ей руку…
А вот это Минеральные Воды, галерея "Нарзан". Я был там, лечился. Желудок лечил. Испортил в армии, и всю жизнь болею. Жили в лесу, в землянках, в них стояла печка. Мы по очереди ходили на кухню, брали картошку и чистили, потом жарили на печке и ели. Было время.

- А владыка Никодим крестил нашу дочку, точнее - он ее крестный, - шепотом, чтобы не перебить отца Андрея, говорит матушка Иулиания.

- Любил он вас, матушка, наверное? Большая честь - такой крестный.
- Да, еще бы! - восклицает батюшка. - Он нас очень любил, и мы его любили.

- В академии крестили, - продолжает матушка Иулиания. - Отец Кирилл, будущий Патриарх, пел. Все певчие пели, весь хор - академисты. Еще у меня есть платочек, который мне владыка Никодим купил в Иерусалиме. До сих пор я храню этот синий платочек. Я его на память держу.

- Еще бы, такая память. Батюшка, а это фото Второго Ватиканского Собора?
- Да, было дело. Я у трех Пап на приеме был. И третьего хоронил.

- Каким вам запомнилось общение с понтификами?
- Очень хорошим. Очень тепло принимали. И в общении были простые. Не как некоторые наши архиереи - такие, что не подойдешь.
Там у нас на полке еще несколько таких старинных альбомов с моими снимками. Я и служил, и фотографировал. У меня был фотоаппарат "Киев".
А вот это фото из Японии. Да… Целый месяц я там служил.

- Месяц? А почему так долго?
- Там же наших церквей не было. Тогда свои порядки устанавливали американцы, наших храмов не было, служили на дому. Потом в Москве рукоположили архиерея Николая (Саяму) и отправили в Японию, ему надо было все показать, благоустроить. Сейчас там уже немало наших храмов.

- А вы что-то помните по-японски?
- Конечно, "Царю Небесный", помню ектении, - и отец Андрей, спустя полвека, начал удивительно торжественно, будто предстоя пред престолом Божиим, возглашать ектению на японском языке. - Я учил эту ектению, пока мы летели на самолете. Переводчица писала мне японские слова русскими буквами, а я их заучивал. Интересно было. Целый месяц, Боже мой…

- А папа батьки служил еще в царской армии, - вспоминает матушка Иулиания. - Тогда это была еще царская армия, царская Россия… И, к слову сказать, машинка, на которой я шью, из той эпохи, ей уже второй век. Я купила ее в Перми у одной матушки.

- Интересная у меня была жизнь, - переворачивая альбомные листы, произносит отец Андрей. - В Америке был, в Организации Объединенных Наций сидел. Ливан, Сирия. Гроб Господень. Афины. И на верблюде я ехал по пустыне Сахара. А вот, смотрите, я с камерой, с фотовспышкой.

- А это видеокамера? У вас и видео есть?
- Есть. Целый ящик. Там есть все. И моя молодость. Столько фотографий - не знаю, куда их деть
Вот фото владыки Никодима со сфинксом, - улыбается отец Андрей.
В Софии служили. Там был Вселенский Патриарх, и после службы владыка Никодим, немного знавший по-гречески, показал на меня и сказал: "Это архидиакон". И Патриарх сказал: "Я Вселенский Патриарх, а ты - Вселенский архидиакон".

- Батюшка, вы объехали весь мир. Как принимали ваш голос?
- Везде отмечали, везде. А вот фото Ельцина на 2000-летии принятия Русью христианства. Я там служил, а потом в свободное время сел около него, и мы беседовали.

- Отец Андрей, однажды вы сказали, что ваша самая большая любовь - это стоять у престола.
- Да, конечно, это всегда было так. Меня окружали такие люди, для которых это тоже было так. Сколько я жил в Переделкине с отцом Кириллом. Он - подвижник и человек добрейшей души. Какой он был щедрый! Принимал меня все время. Каждое утро служил, обедал, и потом два часа вел прием, каждый день. Люди приезжали со всей России, с Украины.
А вот, смотрите, фото владыки Алексия (Коноплева). Очень хороший был владыка, человек простой. Он портной и сам себе шил все облачения. Жил на съемной квартире.

- Матушка говорит, что характер у вас был суровый.
- Она наговорит… Если бы не я, так бы и сидела в деревне, - смеется отец Андрей. - Молодая она красивая была.
- Я его нигде не оставляла. Я и в Москву приезжала.

- Какие наставления вы даете молодым священникам и диаконам?
- Трудно сказать, потому что есть люди разные - есть хорошие ученики, а есть, к сожалению… Стараюсь наставлять только своим примером. По-другому сложно переубедить.

- А ваш удивительный голос передался кому-нибудь из внуков?
- Самому младшему точно перешел. Он учится в институте и поет в храме. Даже регентом может быть. Серафим.
У нас семь внуков: четыре девочки и три парня, пять правнуков. Одна внучка еще не замужем, ей 37 лет. Как умер отец - села в машину, ездит, все забыла, ни с кем не хочет дружить. Очень она его любила, и он ее любил.
- Батька, а расскажи про это фото, - повеселела матушка. - Ой, это не так давно мы были на службе, которую служил наш Святейший. И мы оказались в толпе, встречающей Патриарха. И вот мы идем вперед, а нас не пропускают. Смотрю, Святейший уже идет сзади. Мы говорим: "Пропустите, пропустите", чтобы ему дорогу не загораживать. А он нас с батькой взял за руки и говорит: "Сфотографируемся". И вот эта фотография. Неудобно-то как! Все, наверное, подумали, что это за старики...
- Он тут был несколько раз, но, к сожалению, я не служил, - посетовал отец Андрей. - Не могу ходить. Раньше в Храме Христа Спасителя Елизаветинское Евангелие в десятки килограммов один носил. Здесь, в Питере, есть Евангелие еще тяжелее, - все раньше мог.
А про Святейшего вот что еще расскажу. Об этом, наверное, мало кто знает. На одной из служб, когда Володенька был еще маленький, владыка Никодим сказал мне взять его за руку и ввести в алтарь прямо через Царские врата. И я это сделал. Не знаю, было ли когда-нибудь такое или нет.
Много пережито, есть что вспомнить. Я все сохранил: дневники, фотографии, видеопленку. Вот и забирайте все, все мои записи, всю мою жизнь.