Состоялась дискуссия "Мы. Искусство. Эпидемия"

Вел встречу искусствовед Алексей Лепорк, участники в зале - клирик Феодоровского собора протоиерей Димитрий Сизоненко, психиатр Елена Давтян, искусствовед Василий Успенский. Писатель Евгений Водолазкин, психолог Иосиф Зислин и антрополог Мария Пироговская участвовали в беседе в онлайн-формате.

Говоря о режиме самоизоляции, Алексей Лепорк напомнил строки Гавриила Державина, которые Пушкин поначалу взял эпиграфом к "Скупому рыцарю", но потом убрал: "Престань и ты жить в погребах, как крот в ущельях подземельных", сравнил состояние людей на карантине с состоянием героев картины Василия Сурикова "Меншиков в Березове". Ведущий напомнил о самых известных произведениях литературы, посвященных эпидемиям: романах "Журнал чумного года" Даниэля Дефо и "Чума" Альбера Камю, уточнив, что оба автора не переживали чумную эпидемию. Есть и современное литературное произведение, посвященное нынешней пандемии, - пьеса Евгения Водолазкина "Сестра четырех". Алексей подчеркнул, что позиция писателя - внешнее наблюдение, и интересно было бы знать, что на самом деле чувствует автор. 

Евгений Водолазкин ответил, что пьеса юмористическая, абсурдистская, и это не случайно: "Я не пишу о горячей современности, мне важно то, что Бахтин называет "вненаходимость", поэтому я "ухожу" в другие эпохи. Здесь же вненаходимость была в двух отношениях. Первое - я абсолютно не понимаю, что происходит. Во время эпидемий прошлых лет на улицах лежали трупы, всё было понятно. Вам не приходило в голову, что если бы не было ежедневных сводок новостей, мы бы ничего не заметили? Я немного утрирую, но это искренний вопрос к самому себе. Второй уровень вненаходимости - смех. Если я в серьезном плане не понимаю, что происходит, то попробую осмыслить в смеховой дистанции. Пандемии было не видно, и при этом мы заметили синхронность действий всего мира. Такого прежде не было. Здесь вещь неочевидная сразу заявила о своей первостепенной значимости и мобилизовала весь мир. После этого начинается какой-то другой этап. Несколько десятилетий мир переживал "день открытых дверей", а сейчас решил вновь закрыть открытые было границы".

Евгений Водолазкин добавил, что не испытывает паники: "Я фаталист. Я веду себя осторожно, все предписания исполняю, но понимаю, что без Божией воли волос с моей головы не упадет. В пьесе действительно есть бурлеск. В пьесе все играют, все не те, кем кажутся. Эта игра приводит к мысли: может, и здесь какая-то игра? Я не утверждаю, а спрашиваю".

Иосиф Зислин назвал одной из черт этой пандемии "инфодемию", то есть необыкновенное влияние слова. В 1920-е в Европе бушевала эпидемия испанки, но весь мир не объединялся для борьбы с нею. А во время Второй мировой войны в подмандатной Палестине не имели представления о том, что происходит в Европе. Ситуация пандемии взорвала весь мир и пока не закончилась, никто не знаем, на каком этапе развития событий мы находимся. "Каждый день медицинские журналы публикуют новые данные, психиатры и психотерапевты говорят о посттравматическом синдроме. В послевоенное время, когда наша страна вышла из войны с громадными жертвами, диагноза такого не было. Возникает вопрос, чего именно не было: такого слова или такого заболевания?" - спросил он. 

Алексей Лепорк отметил, что болезнь то приближается, то удаляется, и даже если мы впрямую не соприкасаемся с ней, мы размышляем. Кроме того, из-за карантина у людей сорвались все планы. 

Иосиф Зислин на это ответил, что разные люди восприняли ситуацию по-разному. Для кого-то режим самоизоляции стал полным счастьем. Обсессивные больные по сорок раз мыли руки, над ними раньше смеялись, а теперь оказалось, что они как раз правильно себя вели. Да и пресловутая рефлексия по поводу травматической ситуации есть не у всех. 

"После окончания эпидемий чумы во многих городах Европы ставили так называемые чумные столбы - памятники, увенчанные статуей Девы Марии, украшенные изображениями святых. Думаем ли мы о страшной болезни, когда смотрим на эти пышные барочные памятники? Поставят ли когда-нибудь ковидный столб?", - спросил Алексей Лепорк.

Елена Давтян отметила, что происходящее напоминает трагикомический фарс. Врачи оказались в сложной ситуации: "Действующая медицинская модель направлена на экономическую целесообразность. За развитием технологий медицина стала терять ценностную составляющую. Врач становится "винтиком", его личность не важна. По нынешним нормативам девять минут отводится на прием больного. Что сделал Гиппократ? Поднял на недосягаемую высоту фигуру врача. Врач - не только специалист, но и высоконравственный человек. Но в "промышленной" медицине подобная значимость фигуры врача не может сохраниться. Ситуация с ковидом крайне заострила эту проблему". 

На вопрос, стоит ли разделять ситуацию эпидемии и ситуацию людей на карантине, Мария Пироговская ответила, что надо вернуться к теме, что в прошлом травмы были, а понятия "посттравматический синдром" не было: "Люди вынуждены отменять поездки, командировки, привыкать к деятельности онлайн. Жизнь изменилась, все стало непривычным. То, что было безопасным, стало опасным. Люди по-разному справляются с этой ситуацией: кто-то сорок раз в день моет руки, а другие живут, как раньше жили. Появилось, с одной стороны, ковид-диссидентство, с другой - конспирологические страхи. Есть разная рациональность и разные способы справляться с изменившейся ситуацией". 

Ведущий попросил высказаться отца Димитрия, напомнив, что Даниэль Дефо в своей книге утверждал, что эпидемию остановил "перст Божий". Отец Димитрий отметил, что соотнесение нынешней ситуации с описанием чумы у Дефо или Камю он считает натянутым. 

"Говорить про Бога предпочитаю в контексте богослужения, не нужно спекулировать именем Божиим, - сказал священник. - В нынешней ситуации с пандемией нет видимых трупов на улицах, а есть медийный контент.  Когда Ролан Барт спросил Камю, о чем его роман, тот ответил: "О фашизме". Но сейчас, когда мы читаем этот роман, нам и в голову не приходит, что речь идет о "коричневой чуме". Пандемия - не столько медицинская проблема, сколько мировоззренческая, информационная, и она обнажила кризисы в самых разных аспектах. Елена обратила внимание на кризис системы здравоохранения, которая вроде должна заниматься здоровьем, а занимается чем-то другим. В сфере образования происходят похожие процессы. Учитель тоже больше не учитель. Когда я учился в педвузе, учитель - это было почти религиозное призвание, студентам говорили про нравственный выбор, ответственность. Теперь преподавание стало "сферой образовательных услуг". На священников тоже очень часто смотрят как на людей, оказывающих "ритуальные услуги". Деятели Церкви, надо сказать, вели себя во время пандемии очень по-разному: от ковид-диссидентства до полного законопослушания".

 
На вопрос, не стали ли люди бояться ходить в храмы после объявления пандемии, отец Димитрий ответил, что количество прихожан до закрытия храмов оставалось на прежнем уровне, где-то увеличилось, но нигде, по наблюдениям священнослужителей, не уменьшилось. А на вопрос об отношении к вере как панацее ответил, что надо четко разграничивать религию и суеверие: "Еще Плутарх четко разграничил эти понятия. Он говорил, что убеждение, что заболевший священнослужитель не должен обращаться к врачам, - предрассудки, суеверие. Мне задают вопрос, где же здесь место для чуда. Чудо - это знак, который Господь дает человеку, но всегда вопрос, сможет ли человек его прочитать. Священник - это не тот, кто изучает сам объект, в отличие от ученого, врача. Священник - тот, кто может прочитать смысл этого", - объяснил отец Димитрий. 

Василий Успенский выступил с экскурсом на тему эпидемий в искусстве. Он отметил, что произведений не очень много, особенно если сравнить с масштабом самого явления: средневековое искусство в то время, когда бушевали самые страшные эпидемии, реагировала на них очень сдержанно. Показал немецкую картинку XV века: сверху изображен Христос, который посылает смертельные стрелы, внизу трупы - жертвы чумы, то есть эпидемия рассматривается как наказание Божие. Справа и слева изображены молящиеся святые заступники, но на картинке нет ни одного выжившего, так что святые молятся скорее за их души, чем за их исцеление. Можно сделать вывод, что чума - это нормальная, обыденная ситуация. Следующая картинка - "Танец смерти": смерть танцует с разными людьми, все равны перед нею; картинки на этот сюжет, как и сам танец, были очень распространены. Следующий сюжет - гравюра 1493 года Михаэля Вольгемута "Пляска смерти", где изображены танцующие скелеты. Сюжет сейчас стал очень популярным: Василий даже продемонстрировал купленную им защитную маску с таким принтом. Важно отметить, что "веселые картинки" создавались не после, а во время эпидемий. Смеясь над реальной угрозой смерти, человек смиряется. 

Позже, в эпоху Ренессанса, продолжил Василий, в произведениях на эту тему появляется некий драматизм, пример - картина Питера Брейгеля "Триумф смерти". Гравюра по рисунку Рафаэля "Чума на Крите" создана на сюжет из поэмы Вергилия "Энеида". Эней прибывает на Крит, там разражается чума. Во сне боги являются ему и советуют уходить и плыть в Италию. Эней основал Рим - это важнейший римский миф. Для Рафаэля это важно, потому что он уже живет в то время в Риме. Нетипичное для Рафаэля произведение, больше такого драматизма у него не встретишь. Никола Пуссен в картине "Чума в Азоте" превращает сюжет чумы в высокую трагедию. В 1630 эпидемия чума бушевала в Италии, но в Риме, где находился художник, ее не было. Якопо Тинторетто создал серию картин про святого Роха, в том числе и о посещении им чумных больных. На картине Караваджо "Больной Вакх" художник изобразил болезнь довольно детально. Известная картина Жан-Антуана Гро "Наполеон в Яффе посещает чумных больных" носит откровенно "заказной" характер, и ее тема - не чума как таковая, а прославление Наполеона. В эпоху романтизма тема смертельной болезни вызывает у художников восторг "у бездны мрачной на краю", как, например, в картине Арнольда Бёклина "Остров мертвых". Современные художники пока ничего об эпидемии не сказали: "Смерть из нашей жизни постепенно ушла, - отметил искусствовед. - Еще лет пятьдесят назад гроб с покойником выносили во двор, потом открытым несли на кладбище. Сейчас мы почти не видим смерть; ушла она и из искусства. В пьесе Евгения Водолазкина тоже нет смерти, есть только радио, которое сообщает какие-то статистические данные. Нет никакого видеоряда, поэтому эпидемии прошлого и нынешняя эпидемия имеют мало общего". 

"Раньше, при традиционном укладе жизни, к смерти относились по-другому, в том числе и к смерти во время эпидемии, - отметил протоиерей Димитрий Сизоненко. - Это считалось обычным, будничным явлением. При современной атомизации общества человек - индивидуальный потребитель, и господствует убеждение, что смерть произошла, потому что больному не оказали должную услугу. Общество изменилось, и ковид это обнажил". 

Вступив в беседу, арт-директор ДК "Громов" Дмитрий Мильков спросил отца Димитрия, способствует ли пандемия тому, что люди задумаются о смерти, о переходе в иной мир. Отец Димитрий согласился с тем, что при соответствующем умонастроении это может пойти на пользу человеку: "Апокалипсис - книга не о конечных судьбах мира, а о надежде на жизнь будущего века. Нынешняя ситуация - повод для человека задуматься, как он живет, чем занят. И если человек не задумывается, это упущенный шанс". 

Дмитрий Мильков задал вопрос Евгению Водолазкину, можно ли найти что-то положительное в нынешней замкнутости границ.

"Границы откроются, но будет осознание, что заграничные поездки - не что-то само собой разумеющееся, - ответил писатель. - Паломничество в Иерусалим было в прошлом для людей основным событием в жизни, часто - и последним, потому что существовало столько препятствий, что можно было и не вернуться: люди писали завещание перед паломничеством, приводили в порядок свои дела. Недавно достаточно было нажать на кнопку компьютера, чтобы куда-то полететь, и дорога занимала всего два-три часа. Закрытие границ - напоминание нам, что мир велик. Сейчас меняется цивилизационный и культурный цикл, кончается то, что называется "новым временем", начинается новая эпоха, которую я назвал эпохой сосредоточения. Перемещение в пространстве - очень важный пункт этих процессов". 

Марии Пироговской был задан вопрос, изменится ли стиль человеческого общения, поведение людей из-за пандемии, будем ли мы соблюдать дистанцию, когда все закончится, пожимать друг другу руки, целоваться при встрече, прикладываться к иконам в храмах. Мария ответила, что общественные ритуалы формируются в течение многих десятилетий и вряд ли изменятся именно из-за пандемии. 

ИА "Вода живая", 
27.08.20